Сон.

Проснулась, не успев заснуть. Привиделся странный сон, странная история, поспешила записать. Music- amigobeatz – heartbeat; amigobeatz – soothe my soul.

Ах, Боже, как мне плохо!- вскрикнула Тамара. Деревянный, плохо сбитый стол, стоял у открытого окна. В саду уже цвела сирень, а зелень листьев, вперемешку с солнечными бликами, пробивалась сквозь крошечные дырочки кисейных занавесок. Распахнутые створки окна то ли от каждого шага Тамары, то ли от дуновений почти летнего ветра ударялись о деревянные стены дома. Впрочем, Тамара своих шагов не чувствовала. Более того,ей казалось что она парит над всем этим, ходит, не дотрагиваясь сандалиями до дощечек пола, говорит беззвучно, точно так же как и кричит. Первая поездка на дачу обернулась ее девичьему сердцу страшными муками. Боль, что чувствовала юная девочка была столь сладкой, столь необходимой, что пугала ее даже больше, чем скрип половиц на чердаке по ночам. Небольшая Тамарина комната выходила на восточную сторону: ей доставались самые нежные утренние лучи солнца, еще не палящие, только проникающие.

На столе, прямо рядом с письменными принадлежностями и книгами, что Тамара привезла из Москвы, лежал лист бумаги. Он еще был пустой, но Тамаре казалось, что вместе с ее бесцельными шагами по комнате, которые, стоит заметить, становились все громче, насыщеннее и , возможно, истеричнее, пустой лист бумаги будто насыщался ее состоянием, будто вот вот он мог раздуться, словно пирожки, которые бабушка кидала в кипящее и шипящее масло двумя комнатами левее, и лопнуть, лопнуть от избытка начинки, от избытка чувств. Маленький серебренный поднос, хрустальная вазочка с вареньем из роз, которое Тамара терпеть не могла и ела лишь из любви к бабушке, зная, сколько трудов та закладывала в приготовление этого варенья, две фарфоровые чашечки, одна из которых была наполнена уже давно остывшим чаем. Не в силах больше ходить, Тамара упала на кровать.

Обессиленная от своих же дум, она уткнулась носом в подушку и приготовилась было зареветь, как вдруг резко вскочила, подбежала к небольшому зеркалу, и , взглянув на свое по-детски опухшее утреннее лицо, рассмеялась. Право, что это я!- вскрикнула девочка, глотнула прохладного чая и села на стул, решительно собираясь писать письмо. Собрать свои мысли воедино, в один слитный текст,  направить этот поток реки в мирное русло бумаги, запечатать конверт и отдать его почтальону, а потом есть шоколадные конфеты, которые сегодня ей привезет тетя, а потом рвать сирень и заставить всю комнату вазами, нет!, лучше даже ведрами с сиренью, несмотря на бабушкины протесты! Тамара стучала маленькой ложечкой по краям чашки, и ее фарфоровая сущность отдавалась каждым ударом.

Все слилось: удары сердца, звон метала и фарфора, пенье птиц за окном и Тамара, которая совершенно не понимала, от чего все это происходит с ней и как со всем этим бороться и надо ли? За  окном пролетела птица. Тамара встрепенулась и перестала перемешивать чай. А зачем, если в нем не было сахара? Сделала вдох и начала аккуратно выводить буквы, как учил ее преподаватель. Но руки дрожали, и красивые буквы дрожали вместе с ними, превращаясь в страшно не красивые, по Тамариному мнению, буквы.

"Что происходит, мой милый друг! Я чувствую себя одновременно такой счастливой и такой несчастной, живой и мертвой, мне хочется кричать обо всем и обо всем молчать же! Я боюсь пролить хоть каплю своего счастья, я словно сосуд, который неизбежно переполняется и истекает. Я истекаю кровью, друг мой! Мои жизненные силы уходят из меня и вместе с тем сами восполняются, этот мучительный круговорот сводит меня с ума. От чего мне хочется рассказать тебе как все было, как все случилось, как все есть, и как все будет. 

Мечтать о том как все может быть именно с тобой, друг, мечтать безгранично и глупо,

бегать по полю в белом свободном платье, чтобы цвели маки, чтобы знать, чтобы видеть границы этого поля и никогда, слышишь меня, никогда чтобы маки не переставали цвести, чтобы их красные нежные лепесточки не опали от дуновения ветра, чтобы я никогда с этого поля не ушла, иначе я погибну. Но я ведь уже гибну. Ты же помнишь, я писала, что истекаю? я хочу, я так хочу тебе все рассказать, поделится своими переживаниями и страхами, но нет. Мне лучше молчать. Письмо может попасть не в те руки и мне будет безгранично стыдно гулять с вами, все будут смотреть на меня и смеяться, никто не поймет! Ты знаешь, сегодня утром я умывалась и соседние детишки играли с козлятами. Я смотрела на них, по лицу стекала холодная вода, она собиралась капельками на подбородке и капала вниз, и я слышала, слышала только смех детей и удары капель по старой керамической раковине во дворе. А воздух пах парным молоком. Я стала такой спокойной!

Вчера даже не пошла купаться на речку, а весь день гуляла одна в нашем маленьком саде. А сегодня утром, вот представь себе, хотела плакать, а вдруг рассмеялась! Я чувствую, как взлетаю, но ты же знаешь, друг, что самое страшное в полете. Я словно воздушный змей на тоненькой ниточке, я словно кукла-марионетка, я не знаю, когда эти ниточки, которые дергают мою душу и заставляют меня летать, я не знаю, насколько они крепки, я не знаю, оборвуться ли они. Мне страшно, но хочется взлететь выше! И позавчера был дождь, а я играла на пианино, а его удары, удары дождя по стеклу словно играли со мной. Что происходит, друг? Столько вопросов меня мучает, душат меня и не дают спать по ночам. Не рано ли, не быстро ли, не поздно ли, взаимно ли, а? Ты помнишь, я писала тебе, милый друг, как в прошлом году тетя с дядей возили меня на море? Шум моря стоит в моих ушах до сих пор. Нет, я не больна. Хотя, что уж скрывать, я больна безгранично. Дядя в тот вечер долго объяснял мне что такое приливы и отливы и как на них действует луна. Я слушала в пол уха, потому что была поглощена поиском перламутровых ракушек, но теперь я знаю, что не луна влияет на эти приливы и отливы. 
Ведь я чувствую,

как на меня наваливается волнами, большими волнами, наверное, целым морем, как душат меня мои чувства, как захлебываюсь я под тяжестью соленой воды..а потом, спустя два вдоха, когда мои легкие уже заполнены горечью соли, когда я больше не могу сопротивляться и тону, тону в морской нуге, вдруг наступает отлив, меня выбрасывает на берег и я жадно хватаю воздух, я пытаюсь понять, что это было, разобраться. Я выплёвываю, с такой болью выплевываю эту морскую воду из себя, все эти чувства, все это безумие, я стараюсь избавиться, я так стараюсь..Но знаешь, что странно, мой друг? Я не ухожу с этого берега. Словно больная, я жду прилива, я готова идти ему на встречу."